КАРТИНЫ, КОТОРЫЕ НИКОГДА НЕ ПОПАДУТ В УЧЕБНИКИ
1
Фридрих Овербек. «Италия и Германия» (1811-1828)
Фридрих Овербек. «Италия и Германия» (1811-1828)
В 1810 году несколько немецких художников, приехав в Рим, обосновались коммуной в пустующем монастыре, чтобы в духовном единении создавать истинно христианское искусство, восходящее к временам до «академической порчи» - к Средневековью и Раннему Возрождению. Назарейцы, как они называли себя, в равной степени вдохновлялись живописью итальянской и отечественной, взыскуя синтеза традиций. После освобождения Германии от Наполеона почти все вернулись на родину. Фридрих Овербек остался в Риме, но именно ему принадлежит своего рода манифест назарейской программы - не только искусства касающийся.
Поначалу это был всего лишь манифест дружбы: картина мыслилась как парная к картине Франца Пфорра «Суламифь и Мария». Через 16 лет после смерти Пфорра Овербек домыслил идею до более глобальной, соединив в «священном союзе» не только руки героинь (Италия - в лавровом венке и перуджиновско-рафаэлевских одеждах, Германия - в миртовом и в костюме с портретов Кранаха), но и пейзажи за их спиной - умбрийские тающие холмы с жесткой немецкой готикой. Коллаж из цитат, в сущности, но именно назарейцы были первыми, кто обратил живопись от натуры к культуре: за ними последовали прерафаэлиты, а за прерафаэлитами - художники стиля модерн.
Читать дальше
2
Карл Брюллов. «Сон монашенки» (1831)
Карл Брюллов. «Сон монашенки» (1831)
Акварель «Сон монашенки» входит в цикл, созданный в пору первого пребывания Брюллова в Италии («Сон бабушки и внучки», «Сон молодой девушки перед рассветом»). Художник пока еще не слишком известен (работа над картиной «Последний день Помпеи» не завершена, не написана и «Всадница») и осваивает итальянскую жанровую натуру. Идилличность и романтическая взволнованность, эротизм и внимание к деталям: одежда монахини в дверях и одежда спящей - красный скапулярий (красный цвет - особенное пристрастие Брюллова, ни у кого в русском искусстве этого времени он так не пламенел) - соответствуют конкретному ордену Сердца Иисуса. Конечно, ирония, но ровно в той мере, каковая не грозит разочарованием массовому вкусу.
Салонная живопись во все времена оперирует одним и тем же набором сюжетов и образов. Только далеко не всегда с брюлловской мастеровитостью: в акварель здесь добавлен бронзовый порошок - для свечения деталей, темные места уплотнены лаком и клеем. Виртуозное владение техникой не последняя причина мировой славы Брюллова, никто из русских художников к такой славе даже не приближался. Впрочем, обратной стороной триумфа стало посмертное низвержение с пьедестала: уже во второй половине XIX века «великий Карл» был признан вредной фигурой для истории отечественного искусства - врагом правды, как она понималась передвижниками, и приверженцем лишь внешнего блеска.
3
Жан Ипполит Фландрен. «Юноша, сидящий на берегу моря» (1836)
Жан Ипполит Фландрен. «Юноша, сидящий на берегу моря» (1836)
Ученик Энгра (у Энгра даже есть графический портрет его жены), Фландрен был историческим живописцем - то есть создавал картины и фрески на религиозные сюжеты. Сегодня они прочно забыты. В истории искусства остался один лишь этюд сидящего юноши (этюд, конечно, в представлении «классика»: он выглядит как законченная картина). Активно распространяясь в гравюрах и литографиях, он породил выражение «поза Фландрена» и множество реплик и ремейков, особенно в фотографии - от Вильгельма фон Глёдена («Каин») до Роберта Мэпплторпа («Аджитто»). Образ самодостаточной и самопоглощенной классической красоты нечаянно - впрочем, так ли нечаянно? - стал долгоиграющим культурным эталоном и матрицей, способной вместить разновременные идеи. Фландрен создал формулу - а это немало, особенно если учесть дальнейшее тяготение искусства к знаковости, к символистской поэтике и взывания к архетипам.
4
Эдвин Генри Ландсир. «Исаак ван Амбург со своими животными» (1839)
Эдвин Генри Ландсир. «Исаак ван Амбург со своими животными» (1839)
Анималистика, особенно изображения лошадей и собак, - почтенная традиция в английском искусстве. Эдвин Генри Ландсир не просто пользовался успехом, но был любимым художником королевы Виктории, посвященным ею в рыцари. Анималист по преимуществу, он нередко обогащал свои «звериные» сюжеты сатирическим или моралистическим антуражем («Обезьянка, повидавшая мир», «Судебное заседание»). В одном из двух его портретов Исаака ван Амбурга программа оказалась наиболее затейливой.
Исаак ван Амбург, американец с примесью индейской крови, - первый, кто занимался дрессурой хищников. Он уверял, что укрощает взглядом (хотя подвергался упрекам за жестокое обращение с животными) и потрясал публику аттракционом «голова укротителя в пасти льва». На картине к кошкам, с которыми он выступал, добавлен барашек: он явно призван иллюстрировать библейские строки про агнца, возлегшего рядом со львом. А за решеткой - зрители, испуганные, настороженные, скучные лица, и их не видит, не замечает артист в своем героическом пространстве. Своеобразная иллюстрация противопоставления гения и толпы.
Кстати, в честь Ландсира названа порода собак, пятнистый ньюфаундленд. Лучшая память для анималиста.
5
Антуан Жозеф Виртц. «Прекрасная Розина» (1847)
Антуан Жозеф Виртц. «Прекрасная Розина» (1847)
В картинах Антуана Жозефа Виртца можно встретить мотивы детоубийства и самоубийства, черепа, скелеты, разверстые гробы и отрезанные головы. На холстах огромного размера (примерно 9 на 12 метров) обнаженные тела сплетаются в клубки и свиваются в спирали («Низвержение падших ангелов»); обнаженную девушку, словно сошедшую с полотен Рубенса, осаждают вполне босховские монстры («Молодая ведьма»). «Прекрасная Розина» - одна из самых камерных его работ: «девушка и смерть», еще не ставшая темой Горького, которая заслужит высочайший отзыв - «Это посильнее, чем „Фауст“ Гете», но связанная с протяженной живописной традицией философствований по поводу неотвратимости времени.
Виртц и считал себя наследником - в первую очередь Микеланджело и Рубенса, но их же и соперником. Полный набор положенных романтическому художнику амбиций - сознание собственной гениальности, пристрастие к «большим идеям» и «душераздирающим сюжетам» - оказался в данном случае превышен в градусе. Прокламируемая романтизмом безмерность все-таки подспудно «знала меру», а здесь меры не было. Возможно, именно это объяснило неуспех художника на Парижском салоне. Впрочем, в родной Бельгии его всегда ценили, и в настоящее время Музей Виртца в Брюсселе не может пожаловаться на отсутствие посетителей.
6
Александр Бейдеман. «Гомеопатия, взирающая на ужасы Аллопатии» (1857)
Александр Бейдеман. «Гомеопатия, взирающая на ужасы Аллопатии» (1857)
История возникновения этой картины неизвестна. Кто заказал ее Бейдеману, вполне ординарному живописцу? Или же сам он, будучи адептом относительно новой медицинской практики, решил ее аллегорически восславить? Как бы то ни было, академический словарь оказался применен к материалу, казалось бы, вовсе к тому не располагающему.
Поскольку знание этого словаря утрачено, поясним состав действующих лиц. Справа - положительный полюс сцены, зона восседающей на облаке Гомеопатии. Здесь в гневе вздымает руку возмущенный Эскулап, а за спиной Афины (в числе прочего, покровительницы наук) грустит основатель лечения «подобного подобным» Самюэль Ганеман. Слева лекари-аллопаты (их изображения портретны) истязают больного всеми доступными им способами, вплоть до ампутации ноги; из-за дверцы аптечного шкафа выглядывает в ожидании поживы Смерть, а в нижнем углу рыдают жена пациента - вскоре ей неминуемо предстоит стать вдовой - и дети, которых ждет сиротство.
Конечно, это своего рода курьез - и все же не вполне. Можно вспомнить, что именно Бейдеман оказался единственным русским художником, откликнувшимся в 1861 году на Манифест об отмене крепостного права большой акварелью «Апофеоз освобождения крестьян». Там, где реалисты оказались не в силах изобразить идею, лишенную непосредственного натурного воплощения, классический метод аллегории обнаружил свою действенность.
7
Габриэль фон Макс. «Обезьяны - судьи искусства» (1889)
Габриэль фон Макс. «Обезьяны - судьи искусства» (1889)
Если бы Габриэль фон Макс не был забыт, сегодня он стал бы знаменем зоозащиты. Любитель животных, разводящий мартышек в собственном доме, он воплотил эту любовь и в своем искусстве. Например, в картине «Вивисектор», где герой оказывается не готов умертвить подопытную собаку ради научного результата; в многочисленных «обезьяньих» композициях - обезьяны беседуют, нюхают цветы, пытаются музицировать, скорбят о тщете бытия (глядя на череп или на скелет собрата), наконец, оценивают живопись и сами рисуют. Именно эта «моралистическая анималистика» обеспечила художнику прижизненную известность. (В то время как многие его «серьезные работы» даже названиями способны повергнуть в транс: «Удавленная святая Людмила», «Мнимоумершая Юлия», «Обезглавленная Гретхен» и т.п.)
Нехитрая идея - животные подобны людям и не менее «чувствовать умеют» - еще не была вполне общим местом, ее было достаточно в качестве творческого стимула. Но сегодня сюжет с обезьянами, судящими искусство, неизбежно вызывает в памяти реальные случаи подобных судов, каковых фон Макс, художник вполне благополучный, вероятно, в виду не имел. Его композиция - благостная, умеренно сентименталистская - далека от тех зловещих ассоциаций, которыми, к несчастью, смог насытить данную тему ХХ век и продолжает насыщать век нынешний.
8
Альфонс Алле. «Битва негров в пещере глубокой ночью» (1893)
Альфонс Алле. «Битва негров в пещере глубокой ночью» (1893)
Глядя на эту картину, легко и без гиперссылок представить, как выглядели две следующие работы Альфонса Алле: «Малокровные девицы, идущие к первому причастию в снежной буре» и «Апоплексические кардиналы, собирающие помидоры на берегу Красного моря». Эти три «квадрата» исчерпали биографию Алле-живописца, равно как «Похоронный марш для погребения глухого», партитура которого являла собой пустой лист нотной бумаги, - биографию Алле-композитора. Ему вообще не было свойственно останавливаться на каком-то виде деятельности. Считавшийся журналистом и литератором, сочинителем (и героем) анекдотов, он как-то между делом, почти не покидая кафе, завсегдатаем которых был, написал серьезное исследование о цветной фотографии, успешно лечил людей при помощи изобретенного им плацебо и сделал несколько химических открытий. Современники, естественно, не относились к нему всерьез. Всерьез, уже в 1920-х, к нему отнеслись дадаисты и сюрреалисты, тем более что Алле был ментором и старшим другом Эрика Сати - автора первого сюрреалистического балета.
Все рассуждения о нем как о предшественнике Джона Кейджа (чья пьеса «4′33″» была написана в 1952 году) или Малевича, конечно, отчасти спекулятивны (если уж идти от формы, то самый первый «черный квадрат» под названием «Великая тьма» создал еще в 1617 году философ и чернокнижник Роберт Фладд). Но Алле действительно оказывается предтечей авангарда в более широком смысле - как искусства жизни. Однако сам он был лишен творческих амбиций, а эксцентрическое поведение в ту пору еще не считывалось как художественный жест. Это произойдет позже, когда после Великой войны, после радикальных открытий в физике и психологии прежняя картина мира перестанет существовать... и искусством будет называться вовсе не то, что называлось им прежде.
(с) Галина Ельшевская, искусствовед. (сокращенный вариант статьи)
полная версия
ЗЫ: Где у нас тэг "Живопись" или хотя бы "Искусство"?