А еще у меня душа и ресницы красивые (с)
Название: Русский ондатра
Автор: Дейдре
Бета: fandom Russian Empire 2014
Размер: мини, 1243 слова.
Пейринг/Персонажи: Александр Андреевич Баранов и другие жители Русской Америки
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: в январе 1813 г. у берегов Русской Америки затонула «Нева», единственный в тех местах корабль, на котором можно было достичь Старого света.
Примечание/Предупреждения: герои пьют и ругаются. А что им еще делать?
читать дальшеВ горнице было темно и дымно. Заправленная тюленьим жиром лампа больше чадила, чем разгоняла мрак. Пахло протухшей рыбой — здесь везде пахло рыбой, когда не пахло кровью, даже из нужника — и то рыбой несло, а не честным человечьим дерьмом. Ставни были закрыты наглухо, не пропуская ни ветерка. Морозы в этих местах стояли зверские. Пусть все кутались здесь в меха, за которые в Петербурге убили бы в подворотне — радости от мехов было немного. Зимой — лютый холод, летом — злая мошкара. Сколько ни живи — не свыкнешься.
Случайный, невесть откуда взявшийся в горнице комар жужжал в отблесках красноватого пламени. Вот уж воистину — всякая тварь стремится к свету, и если нет выхода из темной череды дней, если наглухо затворены ставни — остается огнь очищающий.
Дверь жалобно скрипнула. Сидевший за столом мужчина поднял тяжелую голову и подслеповато сощурился, разглядывая гостя. Тот, в свою очередь, уставился на хозяина дома. Антипка! Вот сукин сын! Ну да пусть оглянется и поймет, что господин губернатор пить изволят.
Настороженно всматриваясь в изрезанное тенями лицо Баранова, Антипатр принялся выискивать на лице хозяина Русской Америки признаки настроения, однако оно ничего не выражало. Пил ли отец с тоски или от широты душевной? От плохих новостей или, напротив, от затянувшегося молчания? Крутой нрав у хозяина, ох крутой — на расправу он скор, хоть и справедлив, да кто ж знает, какое прегрешение ему спьяну померещится? Так и застыл Антипатр у двери, готовый чуть что — сразу выдрой шмыгнуть обратно на улицу.
— Садись, — велел между тем Баранов. — Садись же, — утробно рыкнул он, когда юноша ненадолго замешкался. Отринув сомнения, Антипатр поспешно плюхнулся на лавку и принял из рук отца кружку мутноватой жидкости. Налив себе еще, губернатор посмотрел на сына и приказал:
— Пей!
Молодой человек послушно выпил, стараясь не морщиться — этого отец не терпел. «Русский человек, — говаривал он, когда бывал в благодушном настроении, — пьет не морщась. Коли крест на нем есть — любая крепость пойдет. Она, сыне, душу очищает!».
Русским себя Антипатр не чувствовал, но огненную воду послушно пил, хотя она выжигала нутро. «Впрочем, креста на тебе как будто и нет», — добавлял обычно Баранов, мрачно разглядывая юношу. Антипатр не напоминал ему, что поп в итоге сломался и всех детей губернатора скопом окрестил: креста молодой человек и в самом деле не чувствовал, хотя и знал от матери, что должен уважать отцовского бога.
— Хорош первач, — похвалил Антип мерзкое пойло и с тоской покосился на закрытые ставни, не пропускавшие ни лучика закатного зарева, ни хотя бы глотка морозного воздуха.
Подняв глаза на отца, юноша понял, что тот тоже смотрит на запад невидящим взглядом.
— Нева потопла, Антипка, — внезапно пробормотал он. — Потопла наша Нева…
— Большая лодка? — переспросил юноша. Он не стал говорить отцу о том, что гневить богов этих вод было глупо. Что с того, что где-то за морем есть река Нева? Ее боги слишком далеко. — Другие лодки построить можно, — попытался он быть разумным, однако отец попытки не оценил.
— Дурак ты, — рявкнул Баранов, трахнув кулаком по столу. — Трижды дурак! Да какой ты Антипка? — проворчал он, обращаясь уже к самому себе. — Ондатра ты, а не Антипка.
— Ондатра — сильный тотем, — согласился юноша и, желая польстить отцу, прибавил: — А русский ондатра — силен вдвойне.
— Да из тебя русский — что из оленя вашего — орловский скакун, — сплюнул хозяин Новоархангельска. — Пошел прочь, —велел он сыну, — сил нет глядеть на твою рыбью душонку. И попа позови! — крикнул Баранов вдогонку.
— Русский ондатра, — повторил он, оставшись один. — Твою ж мать! Сына вырастил, а выпить не с кем.
Снова уставившись в закрытые рамы, хозяин Русской Америки вспоминал шальную Москву с ее трактирами, девками да хлебом-солью. Настоящим хлебом, в котором ни водорослинки нет, который не пахнет рыбой. Не сиделось же дома, у родимой печи. Мир захотел посмотреть да себя показать, а вон как вышло. Двадцать третий год уже тут гниется, да, видимо, так и случится подохнуть в этом Богом забытом краю… Нева затонула, а Надежда в Новоархангельк и не захаживала…
Под эти горькие мысли новая чарка прошла без закуски.
— Господи, спаси, — поздоровался Афанасий, входя в горницу.
— Нева затонула, — оборвал его Баранов.
— Твою мать! — выругался иеромонах и, ошалело плюхнувшись на скамью, опрокинул в себя чарку.
— Да помилует Господь эти грешные души, — пробормотал он, перекрестившись.
— Нас бы кто помиловал, Фенька, — мрачно ответил Баранов.
Афанасий промолчал, всматриваясь свою кружку. За покойников пьют не чокаясь — эту истину легко усвоить, но ни нянька, ни отец, ни наставники в семинарии не научили тому, как должно пить покойникам.
— Без креста, — пробормотал он. — Как кутята. Может, американцы продадут, Лександр Андреич? — вдруг вскинул он голову в безумной надежде. — У них хоть медь есть, да и корабли хорошие строят.
— Гроб с хреном они нам продадут! — устало возразил Баранов. — Да и чем платить будем? Бобрами?
Афанасий с ним согласился. Хорошие корабли, способные добраться до края света и вернуться обратно, ценились гораздо дороже золота, да и золота в казне небось нет. Как нет и пороха, а теперь нету и корабля.
— Значит — заберем, — вздохнул поп устало. — Благословляю тебя, сыне, на дело сие богоугодное.
— Реквизируем, — согласился Баранов. — Только с каких же пор-то дело стало богоугодным?
— Так не наживы же ради, а души спасения для, — развел руками Афанасий.
— Фенька, да тебе же в законники прямая дорога! — расхохотался Баранов. — Ишь как загнул!
— В езуиты, — потупился поп. — Знавал я одного в Полоцке. Ох и скользок же был…
Выпили еще, и горькая настойка, прокатившись по горлу, смыла веселье.
— Русь-матушка под покровом Богородицы, — произнес Афанасий, уставившись на красный огонек лампы. — Не выдаст. И государь не забудет.
— Далеко твоя Богородица, — поморщился в ответ Баранов. — А государь в Петербурге аж третий теперь сидит. Мрут они там, как мухи, а я все здесь. Вот ты донос на меня писал, — продолжал он, снова наполняя кружки. — Писал-писал, знаю, что писал, — рявкнул он, отметая возражения собеседника, — так хреново писал. Все ваше поповское племя только блеять умеет, а хорошего доноса из себя не выжмет. Смена где, тебя спрашиваю? Где?! Помолился бы лучше, толоконный лоб! Потопла Нева и Калинин с нею. За какие грехи гнить мне тут до скончания века?!
— Уж прости, Лександр Андреич, — крякнул поп. — Как умеем, так и пишем. Вот научи меня, что в Петербург отписать, так я уж расстараюсь.
— Толку с тебя, что с козла молока, — устало отмахнулся Баранов. — Чертов край, даже челобитную теперь — и ту в Петербург не отправить. И баб нет. А ваше поповское племя нас еще и ругает, что с дикарками во грехе… Двадцать лет! Двадцать, Фенька! Да как тут без бабы, а уж зимой...
— А, помню, было… — разомлев от водки, вспоминал Афанасий. — Захаживал я в дома в светлый праздник Христов, говорил «Мир вашему дому», да благословлял честной православный люд. Так в каждом доме чарку подносили. И знал я — под покровом Богородицы надежно укрыт. А теперь вот думаю… Велика Россия, так, может, и не хватит у Девы покрова, чтобы всю ее накрыть? Может быть, на наш-то кончик и не хватило?
— Это хорошо, если до Охотска покров тот дотянулся, — пробормотал Баранов. — А через море-то только Спаситель пройдет. Толку от тебя, Фенька — что с козла молока. Пьянчуга ты, и покров небось в пути пропил, а на себе до наших диких земель не донес. Нехристи одни кругом, а все — Россия. Русский ондатра, дьявол его подери!
Баранов снова разлил, и выпили молча. Смена не придет, а с Невой затонул и ценный груз из далекого Петербурга. Ни железа не будет, ни сухарей, ни зерна. Глядя на мутную бутыль, губернатор всем своим нутром, прикипевшим уже к этой дикой земле, чувствовал тяжелую поступь стремительно приближающегося февраля. Пережить его, да март продержаться, а там, глядишь, и полегче станет.
— Сдюжим, — крякнул он. — Впервой, что ли?
— Бог поможет, — согласился поп, разливая по кружкам остатки самогона. И тихонько добавил:
— А не Бог, так американцы зайдут.
— А не американцы — так русский ондатра, — скривился Баранов, вспомнив про вождя алеутов.
Так, напоследок, выпили они и за русских ондатр, потому что пока живы люди — остается и надежда. Путь и не захаживала она тогда в Новоархангельск, люди всегда на что-то надеются. Даже когда белый парус предательски обходит их стороной.
Автор: Дейдре
Бета: fandom Russian Empire 2014
Размер: мини, 1243 слова.
Пейринг/Персонажи: Александр Андреевич Баранов и другие жители Русской Америки
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: в январе 1813 г. у берегов Русской Америки затонула «Нева», единственный в тех местах корабль, на котором можно было достичь Старого света.
Примечание/Предупреждения: герои пьют и ругаются. А что им еще делать?
читать дальшеВ горнице было темно и дымно. Заправленная тюленьим жиром лампа больше чадила, чем разгоняла мрак. Пахло протухшей рыбой — здесь везде пахло рыбой, когда не пахло кровью, даже из нужника — и то рыбой несло, а не честным человечьим дерьмом. Ставни были закрыты наглухо, не пропуская ни ветерка. Морозы в этих местах стояли зверские. Пусть все кутались здесь в меха, за которые в Петербурге убили бы в подворотне — радости от мехов было немного. Зимой — лютый холод, летом — злая мошкара. Сколько ни живи — не свыкнешься.
Случайный, невесть откуда взявшийся в горнице комар жужжал в отблесках красноватого пламени. Вот уж воистину — всякая тварь стремится к свету, и если нет выхода из темной череды дней, если наглухо затворены ставни — остается огнь очищающий.
Дверь жалобно скрипнула. Сидевший за столом мужчина поднял тяжелую голову и подслеповато сощурился, разглядывая гостя. Тот, в свою очередь, уставился на хозяина дома. Антипка! Вот сукин сын! Ну да пусть оглянется и поймет, что господин губернатор пить изволят.
Настороженно всматриваясь в изрезанное тенями лицо Баранова, Антипатр принялся выискивать на лице хозяина Русской Америки признаки настроения, однако оно ничего не выражало. Пил ли отец с тоски или от широты душевной? От плохих новостей или, напротив, от затянувшегося молчания? Крутой нрав у хозяина, ох крутой — на расправу он скор, хоть и справедлив, да кто ж знает, какое прегрешение ему спьяну померещится? Так и застыл Антипатр у двери, готовый чуть что — сразу выдрой шмыгнуть обратно на улицу.
— Садись, — велел между тем Баранов. — Садись же, — утробно рыкнул он, когда юноша ненадолго замешкался. Отринув сомнения, Антипатр поспешно плюхнулся на лавку и принял из рук отца кружку мутноватой жидкости. Налив себе еще, губернатор посмотрел на сына и приказал:
— Пей!
Молодой человек послушно выпил, стараясь не морщиться — этого отец не терпел. «Русский человек, — говаривал он, когда бывал в благодушном настроении, — пьет не морщась. Коли крест на нем есть — любая крепость пойдет. Она, сыне, душу очищает!».
Русским себя Антипатр не чувствовал, но огненную воду послушно пил, хотя она выжигала нутро. «Впрочем, креста на тебе как будто и нет», — добавлял обычно Баранов, мрачно разглядывая юношу. Антипатр не напоминал ему, что поп в итоге сломался и всех детей губернатора скопом окрестил: креста молодой человек и в самом деле не чувствовал, хотя и знал от матери, что должен уважать отцовского бога.
— Хорош первач, — похвалил Антип мерзкое пойло и с тоской покосился на закрытые ставни, не пропускавшие ни лучика закатного зарева, ни хотя бы глотка морозного воздуха.
Подняв глаза на отца, юноша понял, что тот тоже смотрит на запад невидящим взглядом.
— Нева потопла, Антипка, — внезапно пробормотал он. — Потопла наша Нева…
— Большая лодка? — переспросил юноша. Он не стал говорить отцу о том, что гневить богов этих вод было глупо. Что с того, что где-то за морем есть река Нева? Ее боги слишком далеко. — Другие лодки построить можно, — попытался он быть разумным, однако отец попытки не оценил.
— Дурак ты, — рявкнул Баранов, трахнув кулаком по столу. — Трижды дурак! Да какой ты Антипка? — проворчал он, обращаясь уже к самому себе. — Ондатра ты, а не Антипка.
— Ондатра — сильный тотем, — согласился юноша и, желая польстить отцу, прибавил: — А русский ондатра — силен вдвойне.
— Да из тебя русский — что из оленя вашего — орловский скакун, — сплюнул хозяин Новоархангельска. — Пошел прочь, —велел он сыну, — сил нет глядеть на твою рыбью душонку. И попа позови! — крикнул Баранов вдогонку.
— Русский ондатра, — повторил он, оставшись один. — Твою ж мать! Сына вырастил, а выпить не с кем.
Снова уставившись в закрытые рамы, хозяин Русской Америки вспоминал шальную Москву с ее трактирами, девками да хлебом-солью. Настоящим хлебом, в котором ни водорослинки нет, который не пахнет рыбой. Не сиделось же дома, у родимой печи. Мир захотел посмотреть да себя показать, а вон как вышло. Двадцать третий год уже тут гниется, да, видимо, так и случится подохнуть в этом Богом забытом краю… Нева затонула, а Надежда в Новоархангельк и не захаживала…
Под эти горькие мысли новая чарка прошла без закуски.
* * *
— Господи, спаси, — поздоровался Афанасий, входя в горницу.
— Нева затонула, — оборвал его Баранов.
— Твою мать! — выругался иеромонах и, ошалело плюхнувшись на скамью, опрокинул в себя чарку.
— Да помилует Господь эти грешные души, — пробормотал он, перекрестившись.
— Нас бы кто помиловал, Фенька, — мрачно ответил Баранов.
Афанасий промолчал, всматриваясь свою кружку. За покойников пьют не чокаясь — эту истину легко усвоить, но ни нянька, ни отец, ни наставники в семинарии не научили тому, как должно пить покойникам.
— Без креста, — пробормотал он. — Как кутята. Может, американцы продадут, Лександр Андреич? — вдруг вскинул он голову в безумной надежде. — У них хоть медь есть, да и корабли хорошие строят.
— Гроб с хреном они нам продадут! — устало возразил Баранов. — Да и чем платить будем? Бобрами?
Афанасий с ним согласился. Хорошие корабли, способные добраться до края света и вернуться обратно, ценились гораздо дороже золота, да и золота в казне небось нет. Как нет и пороха, а теперь нету и корабля.
— Значит — заберем, — вздохнул поп устало. — Благословляю тебя, сыне, на дело сие богоугодное.
— Реквизируем, — согласился Баранов. — Только с каких же пор-то дело стало богоугодным?
— Так не наживы же ради, а души спасения для, — развел руками Афанасий.
— Фенька, да тебе же в законники прямая дорога! — расхохотался Баранов. — Ишь как загнул!
— В езуиты, — потупился поп. — Знавал я одного в Полоцке. Ох и скользок же был…
Выпили еще, и горькая настойка, прокатившись по горлу, смыла веселье.
— Русь-матушка под покровом Богородицы, — произнес Афанасий, уставившись на красный огонек лампы. — Не выдаст. И государь не забудет.
— Далеко твоя Богородица, — поморщился в ответ Баранов. — А государь в Петербурге аж третий теперь сидит. Мрут они там, как мухи, а я все здесь. Вот ты донос на меня писал, — продолжал он, снова наполняя кружки. — Писал-писал, знаю, что писал, — рявкнул он, отметая возражения собеседника, — так хреново писал. Все ваше поповское племя только блеять умеет, а хорошего доноса из себя не выжмет. Смена где, тебя спрашиваю? Где?! Помолился бы лучше, толоконный лоб! Потопла Нева и Калинин с нею. За какие грехи гнить мне тут до скончания века?!
— Уж прости, Лександр Андреич, — крякнул поп. — Как умеем, так и пишем. Вот научи меня, что в Петербург отписать, так я уж расстараюсь.
— Толку с тебя, что с козла молока, — устало отмахнулся Баранов. — Чертов край, даже челобитную теперь — и ту в Петербург не отправить. И баб нет. А ваше поповское племя нас еще и ругает, что с дикарками во грехе… Двадцать лет! Двадцать, Фенька! Да как тут без бабы, а уж зимой...
— А, помню, было… — разомлев от водки, вспоминал Афанасий. — Захаживал я в дома в светлый праздник Христов, говорил «Мир вашему дому», да благословлял честной православный люд. Так в каждом доме чарку подносили. И знал я — под покровом Богородицы надежно укрыт. А теперь вот думаю… Велика Россия, так, может, и не хватит у Девы покрова, чтобы всю ее накрыть? Может быть, на наш-то кончик и не хватило?
— Это хорошо, если до Охотска покров тот дотянулся, — пробормотал Баранов. — А через море-то только Спаситель пройдет. Толку от тебя, Фенька — что с козла молока. Пьянчуга ты, и покров небось в пути пропил, а на себе до наших диких земель не донес. Нехристи одни кругом, а все — Россия. Русский ондатра, дьявол его подери!
Баранов снова разлил, и выпили молча. Смена не придет, а с Невой затонул и ценный груз из далекого Петербурга. Ни железа не будет, ни сухарей, ни зерна. Глядя на мутную бутыль, губернатор всем своим нутром, прикипевшим уже к этой дикой земле, чувствовал тяжелую поступь стремительно приближающегося февраля. Пережить его, да март продержаться, а там, глядишь, и полегче станет.
— Сдюжим, — крякнул он. — Впервой, что ли?
— Бог поможет, — согласился поп, разливая по кружкам остатки самогона. И тихонько добавил:
— А не Бог, так американцы зайдут.
— А не американцы — так русский ондатра, — скривился Баранов, вспомнив про вождя алеутов.
Так, напоследок, выпили они и за русских ондатр, потому что пока живы люди — остается и надежда. Путь и не захаживала она тогда в Новоархангельск, люди всегда на что-то надеются. Даже когда белый парус предательски обходит их стороной.
@темы: Россия, XIX век, Рассказы, Новый Свет